Мастер Зеркал

Вех (другое название — цикута) — многолетнее растение
семейства зонтичных. В СССР распространен вех ядовитый.
Из БСЭ

Жужжит веретено,
но Мойры ли вина,
что — чаша, где полно
тягучего вина.
Цветы и бересклет,
деревья, корни — сад.
Диагональный свет.
В саду сидит Сократ.
Сократу тридцать лет.

О, гололобый бог
с башкою словно бак,
мудрец, но рваный бок
юродивых собак,
коль жизнь твоя мудра
и даже смерть — Добро,
умри, Сократ, пора!
Раздай же всем щедро
от твоего добра.

Как пыжится клеврет
переиначить — ад! —
твой повивальный след
на криминальный лад.
Людского естества
печальное родство.
Вино. В вине — трава.
Отравлены травой
Афины и Москва.

Две эры на висках,
две впадины морских
к той мысли, что в мозгах
диалектических.
Сменился только год
и вех ещё растёт.
Не пей вина, Сократ!
Ведь если ты — в расход,
то, значит, мы — в распад.

Рассвет, как сплин, и Лондон сер.
Good morning, мой прекрасный сэр!
Как ваша вынесла мораль
     Сатир моих слова,
Что ходят в списках, и вчера
     Попавшиеся вам?

Елизаветинских кровей
Не уберечься, хоть убей.
В моих кощунственных стихах
     Их слышен анти-звон.
Но и Шекспир — увы и ах! —
     Был в чём-то эпигон.

Творить как он? Не тот резон.
Макиавелли и Назон,
Песочное враньё часов,
     Поэзия, успех,
Любовь и скотство — поза всё.
     Не поза только смех.

Когда преклонных лет дурак
Поэту скажет: «Делай так!»,
Когда железный век богат,
     Быть может, ржавым лбом,
Когда в душе царит разлад
     Меж Богом и рабом,
Когда судья — палач и враль,
Кому тогда нужна мораль?

Мораль продажна. Ей под стать
Лишь патентованная тварь,
Которой лезет под корсет
     За плату всякий хам.
Не правда ль, вылитый портрет
     Любой из светских дам?

Мораль — что церковь. Да простит
Меня отец-иезуит.
И вряд ли сыщется Парис
     В преддверьи новых ид,
Коль не спаpтанка бyдет в пpиз,
     А кляп для аонид.

Но, впрочем — чушь. Мои стихи
Пойдут в уплату за гpехи.
И вам до них — что мне до вас,
     Что евнуху — до жён.
Тем паче, что и мой Пегас
     Горгоной порождён.

А там и мне наступит миг
Засунуть пенни под язык.
И с грустью спросит кто-нибудь,
     Крутя висячий ус:
«Донн, что ты делаешь в гробу?»
     Что делаю?
                                   Смеюсь…

Ты уходил. Теперь пора платить.
Верни свой взгляд продавленным ступеням.
Вот твой порог, который преступить
В тот миг не показалось преступленьем.

Но бог с тобой… И так недолог век,
Что в нём одна жестокость бесконечна.
Бог может всё. Но только человек,
И только — может быть бесчеловечным.

…и по щекам ударит, закричит
квадратный свет на кафеле прохладном,
ознобный запах кошек и мочи
в покрытом мягкой копотью парадном…

Не прогадай же, равный из людей,
Когда судьба положит в изголовье
Порог подъезда родины твоей —
Бесценный дар. Прими его с любовью.

Прощай, мой сын, усталый мой сверчок,
Прощай. А там, когда погаснет спичка,
Приляжет небо на твоё плечо
Той женщиной в случайной электричке.

Кто ты мне, мой я? Не кесарь, не илот.
Что в руке: стилет, соль лет или стило?

Что стелю я скатерть по стерне степи,
Это — к пиру. Степи стерпят. Ты — стерпи.

В пору пира пропестреет стрепет мне
О чужой войне и сгинет в небе, нем.

Это — мимо, не твоё и не моё.
Это — мы ли? Воем мы или поём?

Ты иди ко мне! То шаг твой или лязг?
Каждый шаг твой — каждый нож твой — болью глаз.

Проступают, проступают страх, печаль,
Стыд — шагреневая кожа на плечах.

Бой мой колокол — на бубен променять!
Кто ты мне, моя? Не родина, не мать.

Болью, белым балом боли… Дили-бом,
О, глаза колоколами подо лбом!

Пару ножен, мастер, шей для нежных ног.
Или — поножей? А впрочем — всё равно…