Скажи, что окна превращаются в бутоны,
и я поверю — дело к ночи. Крест
восходит к центру неба этих мест
кленовым, сорванным, прозрачным, многотонным.

Дворы похожи на измученных ворон,
сидящих порознь, как обычно; ты не видишь
их тёмных глаз. И город мой не Китеж,
но, как и Китеж, в воды погружён.

Гречанка с грудью рыхлой, как сугроб,
речная чайка престарелая, хватает
супруга из воды. Он возражает,
но изо рта пучком уже торчит укроп.

Что дальше — скрыто занавеской. По углам
такая сырость с ароматом барбариса,
такие заросли, что даже биссектриса
уже не делит угол пополам.

Заметь, ещё перерождается в уже
почти немедленно. В процессе постиженья
я — знак на фоне своего изображенья,
пронзительный, как поросёнок на еже.

Фрагменты действия не вяжутся в одну
логичную картину. Ироничный,
как Бог, и в той же степени категоричный,
глаза и уши пальцами заткну.

А мимо, нанизав
                                    себя на бечеву
кривых проулочков, усталые, рябые
цепочки лиц плывут, как шаровые
слепые молнии, и падают в листву.