Набросив парус, точно грязный плед,
на плечи, наблюдаю дно морское;
закат, кораллы, штиль… и всё такое.
И понимаю, что покоя нет -
есть только состояние покоя.

Ирония — не выход. Iron Maiden -
не женщина. Иран… а что — Иран?
Баран всегда баран, а всадник меден.
Cool story, bro. Гуляем ресторан.

Подумаю, качаясь на снастях:
не попросить ли бури? И, спустя
полвека, вижу: буря. Путь недолог -
идёт, вихры насмешливо крутя,
прелестное несносное дитя,
любительница игр и недомолвок.
Вяжу узлы, машу рукой — привет!
Всего на фразу выходя из роли,
она подденет: что, и воли нет?
Конечно, нет. Как говорил поэт,
кому они нужны — покой и воля?
Он счастия не ищет, он — доволен
впервые за пяток последних лет.

Утыканная клетками доска,
где каждый — бог, и каждый ход — эпоха.
Играем с бурей в классики. Пока
выходит относительно неплохо.

Что призрачно, а что — на самом деле?
В любой логоцентрической модели
Вселенная живёт на стыках слов,
фехтуя на чужих вязальных спицах.
Но счастье, что творится на границах
пристолкнокосновений языков,
вязание на молниях, на числах,
на мыслеформах и переосмыслах -
почти немыслимо. И высшая награда -
в блаженственном незавершенстве ряда.

Сбиваю пафос, густо крытый лаком,
деля на нолик с неприличным знаком
(непросто, но привычия велят) -
так горсть конфет, подкинутая на кон,
разительно меняет весь расклад.

Со смехом отправляя в небеса
усохчик апельсина в шоколаде,
закрой глаза —
                              того же смеха ради,
закрой глаза, прислушайся и жди
секунду, ночь… зависит от погоды.
Ты чувствуешь, как нежные дожди
плывут по небу? нёбу? нёбосводу?
От каждой капли — запах молока
струится приглушённо, под сурдинку;
какао утомлённая горчинка,
а мигом позже — новая строка:
мажор летучих цитрусовых гамм,
восторг, произнесённый по слогам,
и выдоха неведомая мука.
Вселившись в этот сладкий ураган,
швырни себя на кончик языка
и удержи — до зарожденья звука.

Игра в игре. Теория мудра.
Не состоявшись при любом покое,
когда-нибудь закончится игра.
Когда? Нибудь. Загадывать — пустое.