Книги стихов
Книги Андрея Ширяева
. . .
За границей действия, на твоей нейтральной земле,
где рождается можно в слиянии двух нельзя,
происходит то, что зовётся осуществлением тела;
всё — в руке, обладающей силой, и будь смелей,
ибо мудр не тот, кто не причиняет зла,
а, скорее, тот, кто дарит зло и знает его пределы.
. . .
Природа зла совершенна. Нашёптывающий слова
раскаянья, страха, не ведает, из чего построена плоть
звериная, человечья. Пытающийся в одиночку —
извергает субстанцию, которая изначально, м. б., жива,
но мертва бесконечно.
Конечно, заглядывающий в дупло
(здесь нужна запятая, но лучше поставить точку).
. . .
Итак, отойди от меня. Запах немытых рук
приводит в бешенство, раздражает слизистую, жжёт
желание, превращает с течением времени в тусклый пепел.
Смерть вмещается в урну и тем замыкает круг,
ибо начало жизни вмещается в женский живот.
Точка отсчёта утеряна.
Нонсенс.
Снимаю кепи.
. . .
В каждой вещи и в каждом таится зародыш зла,
а иже зародыш смерти, уравновесивший зло,
утверждаю; но так ли важно всё то, что я утверждаю?
Помолчи, не скисай: в риторике никто не ищет тепла,
даже когда иду, ломая босой ступней стекло,
и погружаю кончики пальцев в дыхание птичьей стаи.
С. Жарковскому
Мне скушно, бес. Гони меня в три шеи
вдоль этих улиц в заросли и щели
чумного города с крысиным лбом
и медными глазами.
Теорема
для вафельного торта в луже крема.
Так евнух в обрамлении гарема
торчит в кустах дорическим столбом.
Я ненавижу мир. И он взаимно
ломает перья мне, дыша интимно
в набухший зоб, и кормит изо рта
слюной с тончайшим привкусом железа.
Из леса — волки. Музыка из леса
оскалит зубы. Впрочем, Перголезе,
как Бог, достоин моего «та-та…».
«Та-та» — ещё два раза. Знаешь, матом
всегда объёмней. В мареве косматом
восходит нечто красное, как том
зануды-классика. Запахнет маком
из красного пространства. Станет раком
и свистнет лёгкое. В своём двояком
приятно малость выглядеть скотом.
Гуляй, чума! Разбрасывай бубоны,
как семена, как синие бутоны,
как только смерть.
С полуденных небес
струится зной. Дыхание Зефира
томительно. Порхает голубь мира
над ручейком прохладнее кефира.
Мне страшно, бес.
поскольку ПИСЬМО на которое не был получен ответ
есть половина письма и не более да или нет
поскольку я услышал ДА сделай скользящий шаг
и оставь за спиною имя неважно яков ты или жак
поскольку ИМЯ не вскроет сути вещей
оно весьма бесполезно для всякого живущего вообще
поскольку полезность ЖИВУЩЕГО в принципе трудно определить
умри пожалуй или останься пожалуй жить
поскольку и то и другое по сути ФАРС
то жизнь это флаг на мачте имя которой фаллос
поскольку в нашем случае флаг неоднозначный троп
он завершает себя когда накрывает ГРОБ
поскольку гроб отправление запечатывает которое смерть
логично что новорождённого тоже кладут в КОНВЕРТ
поскольку младенца наделяют именем но не умом
он лижет грудь как марку оплакивающую ПИСЬМО
поскольку письмо на которое не был получен ОТВЕТ
суть половина письма и не более да или нет
поскольку я услышал НЕТ сделай скользящий шаг
Скажи, что окна превращаются в бутоны,
и я поверю — дело к ночи. Крест
восходит к центру неба этих мест
кленовым, сорванным, прозрачным, многотонным.
Дворы похожи на измученных ворон,
сидящих порознь, как обычно; ты не видишь
их тёмных глаз. И город мой не Китеж,
но, как и Китеж, в воды погружён.
Гречанка с грудью рыхлой, как сугроб,
речная чайка престарелая, хватает
супруга из воды. Он возражает,
но изо рта пучком уже торчит укроп.
Что дальше — скрыто занавеской. По углам
такая сырость с ароматом барбариса,
такие заросли, что даже биссектриса
уже не делит угол пополам.
Заметь, ещё перерождается в уже
почти немедленно. В процессе постиженья
я — знак на фоне своего изображенья,
пронзительный, как поросёнок на еже.
Фрагменты действия не вяжутся в одну
логичную картину. Ироничный,
как Бог, и в той же степени категоричный,
глаза и уши пальцами заткну.
А мимо, нанизав
себя на бечеву
кривых проулочков, усталые, рябые
цепочки лиц плывут, как шаровые
слепые молнии, и падают в листву.
Сегодня покупаешь самолёт,
А завтра — вырастаешь из обновки.
И кто-то там за мной уже идёт
По свету, расставляя мышеловки.
Я слаб, и — покупай меня за лесть,
Расти быстрей, целуй меня, Иуда!
Во всяком чуде если что и есть,
То разве только — предвкушенье чуда.
И как там бишь про то, что бог не съест?
Покуда рок не грянет — рак не свистнет.
Так просто эмигрировать на крест,
Но от меня здесь вряд ли что зависит.
С Творцом на «Вы» — не выйдет. Так что — кыш! —
Как недостойный ангельского хора.
Горит свеча. В углу кайфует мышь
Над мышеловкой с корочкой рокфора.