Грубые пальцы. Холодные чайки над городом.
Струны недолгих нейлоновых гроз. Из окна
тянется к сердцу каким-то немыслимым голодом
тусклая медная морось. Простуда. Весна.

Чай не спасает. Вестминстер першит от арабского.
Слишком уж сладок твой новый язык, Альбион.
Чашка росы с молоком — и подальше от рабского
хрипа столицы. Вокзал Ватерлоо. Вагон.

Пресный пейзаж. Ничего не поделаешь, Англия,
я неизменен с тобой, изменившейся. Рок.
Вечное, точно туман, одиночество ангела,
вьющее гнёзда в трактирах у сельских дорог.

Чёрный шахтёрский уют. Каменеют растения
в кельтских узорах. И я, заблудившись впотьмах,
тихо пою, чтобы после, к моменту рождения,
всё-таки выйти в холмы. И проснуться в холмах.