Судорожная архитектура лабиринта породила — давно, много лет — сухую гремучую мысль, мысль о том, что создатель его, эллин, мне называли имя, девочка называла, дочка царя, но — забыл уже, да, изгнанный эллин этот был психом, только психу и могло прийти в голову сотворить подобное, беспредельно нелогичное по внутренней структуре — и вместе с тем полностью подчинённое мрачным законам логики сумасшествия: изломанные губы хохочущих масок на абстинентных стенах, каждый камень, эхо сандалий, дробящееся и затухающее в нишах, бережно вырубленных из влажной простуды и плесени, запах старого навоза, а теперь ещё и мрак, триумфально залепивший непроглядной глиной своей стиснутое пространство — после того, как зашипел и погас последний факел из связки — все служило одному богу, этому богу — помнишь? — моему умирающему богу, и не может существо, наделённое разумом и душой, выжить здесь, в лабиринте, ибо не место здесь ему, живому.

Ах, девочка, ариадна, жилка твоя слишком тонкой случилась, слишком непрочной, и не захотел я связывать, сращивать дрожащую, вибрирующую чужою мне жизнью, светом чужим и доступным, нить эту, когда прекратилось свечение, струение, существование её — сразу, за первым же поворотом, на внезапной кромке безымянного острого камня. Что мне нитка твоя, ты, случайная мойра случайной земли?

…хэй, горюй, грей, гаси! — дорога тебе, ловчий, тезей мой, доро-о-о-о-ога-а! Грянь! Танцуй своё чумное, чёрное, глаза жемчужины море захлопнув стиснув хрупкими створками, перламутром плывущим, танцуй сегодня, танцуй сердце, губы танцуй — праздник тебе, ловчий! Праздник такой, что эти — с ветвями ладонями пальм, эти — влекущие бычью трирему с великим величественным изваянием древа священного жёлтого тёмного жёлтого древа богов, смотрят в колодцы твоего изумления, смотрят, дивятся холодными кровоподтёками вчерашних камней, забывают обеты клятвы свои, казавшиеся вечными — миг назад, сбиваются с шага ритма рисунка по глиняной тёплой дощечке, дороге сжигаемой — миг назад, и ещё миг, и ещё, и время время время готово вспыхнуть разрешиться желанием — вспять!

Жизнь, сделал вывод тезей, вспоминая игрушки пифагора, те самые, которые полусумасшедший математик-философ вырезывал из тонких пластин желтоватого шлифованного мрамора и дарил детям, жизнь — штука простая, и уж ни коим образом не сложнее пифагоровых головоломок. Он был бог и он был головоломка, символ третьего лишнего в двух измерениях отрезка на плоскости времени, отрезка пути между ловцом и жертвой, между невинным одним и невинным другим. Поэтому умер.

Терминатор пролетает по моему лицу — слева направо, снова, снова, снова — железная линия сумрака меж днем и ночью; движется так стремительно, что щёки мои не успевают замёрзнуть. И я уже могу различить миллиард ангелов на лезвии скальпеля. Сознание моё — одна миллиардная от сознания бога моего. Никому не дано помнить эру, эпоху, мгновение вавилона-минус. Я, тезей, сохранил название, но миллиард лет уже не пытаюсь разобраться в том, что оно означает. День смешения языков. День, когда остался один язык. Нелогично. Бессмысленно. Абсурдно. Языков не могло быть два.

…х-ха-ал-ли-луйя-а! — славься, бегущий, славься хрустом грохотом ступней твоих утомлённых неточных изъеденных злой генетической ржавчиной, свистом славься стоном содроганием отяжелевших лёгких — так вулкан отворяет иссохшее жадное горло рассвету и дышит лазурным и розовым, небом дышит глотает захлёбывается, и пар из базальтовых губ и свечение тяжкого нимба остроконечного гнутого бычьего слепит мешает движению бегу полёту спасительному. И едкой пылающей влаге становится тесно под кожей, и поры вспухают бутонами, и нет тебя здесь, девочка сестра ариадна моя утешительница, только тезей подставляет пустую иссохшую ладонь опадающим каплям; и плачет.

Было в падении капли удивительно и раздражающе знакомое, такое, от чего тезею захотелось устать, отгородиться ладонями от торжествующего лабиринта, заткнуть уши, опустить булыжные веки и не слышать, не видеть, не осязать происходящего, произошедшего, прошедшего когда-то давно, когда он, будучи сопливым ещё, в сущности, щенком, хилым и кривоногим еврейским юношей, плелся по долгой мощёной улице домой, прижимая к ребрам чёрный футляр с единственным своим — певчей своей скрипочкой, и удивительно длинные кисти его вытанцовывали нервно на тёплом пыльном футляре, извлекая неслышимые миру пиццикато, немые каскады звуков, и небо откликнулось лениво, бросив от щедрот своих горсть прохладных капель задыхающейся зноем земле, и — размыло этими сгустками влаги непрочную заоблачную дамбу — поток рухнул на ссохшийся и плоский южный город, и ветер, помогая, перелистывал мёртвые улицы, точно пожелтевшие тяжёлые страницы музейного гербария.

Нет уже города, подумал минотавр, скрипочки твоей, музыки нет, как не стало и вас, тезей, вас, говорящих и плачущих на тысяче языков — после пришествия вавилона-минус. Подчинив себе демокритово неделимое, ты сам стал повинен ему, проклят вечно — красотой своей, безмятежностью, силой, бессмертием, каждой клеткой, слишком точной и слишком здоровой, чтобы корчилось и визжало в тебе голодное моё дикарское стремление к совершенству.

…жест прекращающий плавный от сердца к застывшему атому, твой изменчивый твой изменяющий мир изменивший, и время теряет значение здесь на первой минуте эры, сестра моя враг мой — не виню. Древо священное — видишь, тезей? — содрогнулось отбросило ветви чужие ненужные лишние корни, меня, стержень теперь, одинокий пустой без изъяна сверкающий исподнему миру, преисподнему новому… Не жалей, ариадна. Двое — нас; поэтому ты, пришедший за мной, неизбежен, а я — невозможен.

Прикоснись губами: я умру, растворюсь, исчезну, стану одним тобой; ты останешься здесь — воплощение вавилона-минус, тьма одинаковых ангелов на сверкающем, бритвенном, остром обрыве стерильного блюдца, совершенного серого лабиринта только твоей вселенной, великолепной немыслимой чашки петри, залитой вечным бульоном, взирающим в небо твоё миллиардом спокойных глаз.


Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>