В предгорьях — завязи гортанных голосов
растут на камне. Проступают, точно мёд
на сотах скал.
                              Самоубийственный намёт.
Мелькает в хижине седая борода.
Дверь закрывается беззвучно, но, беда —
сухой, как выстрел в спину, щёлкает засов.

Не мир, но меч. Глаза затягивает дым,
подобный вере, раскалённой добела.
Здесь, отче наш, губами правят удила
и жгут, и тянут в небо из последних жил.
Подковы грянули — но ветер дотащил,
и я услышал: бисмилла рахман рахим.

Арба с дровами и железом. Дровосек
хрипит жене, натужно кашляя в рукав,
что всё закончится к утру. Но он не прав.

Безумно пахнет абрикосами. Весна,
жара и тиф. Глоток воды. Глоток вина.
Ты не поверишь — это двадцать первый век.

Не верь. Начнёшь считать века, и эта спесь
тебя убьёт.
                         Короткий свист. Адреналин
сминает воздух в кулаках. Свистящий клин
пронзает стену. Мёдом брызгает стена.

Здесь по сюжету начинается война.
И не кончается. Как минимум — не здесь.