Вся в чёрном, точно чёрная вдова,
невольница дороги, тьма, простуда,
скажи, зачем приходят мне слова,
откуда?.. кровь бродячая, откуда?
Ещё скажи, что я тебя люблю
так душно, так заламывая сердце,
что в поцелуе губы опалю
змеиной смесью пороха, и перца,
и сахара. Прольётся молоко
меж нами, покрывало станет белым,
и млечным — путь; а ночью так легко
идти опустошённым этим телом,
бесплодным, звонким, потерявшим смысл
для космоса, для женщины, до зова
вдогонку лодке, обогнувшей мыс,
навстречу мне, замыслившему слово,
которым и начнётся новый век,
всё тот же новый век любви, и власти,
и смерти. Будет — так. Движенье рек
по длинным жилам — вскрикнет у запястий,
сорвётся по оврагам в дикий гон,
подхватит, понесёт напропалую
через какой-то древний рубикон
протяжного, как осень, поцелуя,
где мне — остаться в небе, а тебе —
повелевать животными и снами
до дня, когда в прикушенной губе
остынет боль, придуманная нами…
И в миг, когда рассвет ворвётся в дом,
очнёмся и опомнимся — вдвоём.